«Как ахнул в вашу историю»: Алексей Иванов представил новый роман в Калининграде

В Кафедральном соборе 9 февраля состоялась первая публичная презентация книги Алексея Иванова «Тени тевтонов». На исторический роман писателя вдохновило путешествие в Калининградскую область. Действие разворачивается на территории Восточной Пруссии сразу в двух эпохах — во времена Тевтонского ордена и Второй Мировой войны. В XV веке поляк Каетан Клиховский хочет попасть в замок и завладеть мечом Сатаны, в 1945 году его потомок Винцент Клиховский пытается завершить дело. На презентации Алексей Иванов рассказал о благословении от тевтонцев, ментальных путешествиях во времени, отсутствии у России «особого пути», зато наличии отклонений от пути здравого. «Новый Калининград» приводит фрагменты встречи.

О читательской географии

— Не то чтобы я делю читателей на читателей из того региона, который я описываю, и читателей вообще, но, тем не менее, я вижу эту разницу. У читателей из того региона, который я описываю, есть дополнительный интерес к произведению. Они считывают его и на географическом уровне. Для них, а в данном случае для вас, это произведение о той земле, на которой вы живёте, которую знаете зачастую лучше, чем автор. Ну а для всех остальных это в каком-то смысле приглашение к путешествию, приглашение познакомиться с новыми территориями нашей необъятной родины, которые для московского и центральнорусского читателя абсолютно неизвестны. Я сужу по себе, потому что сам я не знал ни истории, ни своеобразия Калининградской области. Я очень благодарен Областной научной библиотеке за то, что она меня пригласила [на «Библионочь»]. Меня давно уже звали, я долго кочевряжился, отказывался ехать, сам не знаю почему, но потом наконец приехал и как ахнул в вашу историю, ваше своеобразие, что, как видите, сейчас сижу перед вами и отчитываюсь за то, что сделал.

О замысле романа

— Мне сложно восстановить всю картину [как возникла и изменялась идея романа], но примерно это было так. Когда я приехал в Калининградскую область, сразу был очарован и немецкой, и рыцарской историей этой земли. Разумеется, мне сразу захотелось что-то об этом написать. Так со мной бывает всегда, я человек географически влюбчивый, и мне свою влюблённость всегда хочется претворить в какой-либо текст. Потом я поехал в Польшу, побывал в Гданьске, Мальборке, Торуне и других бывших рыцарских городах. Я понял, что это единая, общая территория, и «сервер» её — это Мальборк, бывшая тевтонская столица Мариенбург. И если что-то писать о рыцарских временах, то надо писать уже обо всей территории.

Я понял, что у меня должно быть двусоставное произведение. Одна часть — непосредственно рыцарская, другая часть уже про события 1945 года. О тех временах, когда русские уже сюда пришли как хозяева. Но не было связки между этими двумя историческими пластами. И в данном случае мне очень помогла поездка в город Балтийск. Мне провели экскурсию по шведской цитадели, и экскурсовод рассказала о такой странной персоне, как комендант крепости Пьер де ля Кав. Когда я услышал историю этого странного господина, сразу понял: вот это ключ, который связывает две эпохи. И дальше я уже начал придумывать, как создать этот ключ. Придумал меч Лигуэт, который является святыней Тевтонского ордена, а потом переходит к Эриху Коху, гауляйтеру Восточной Пруссии. Придумал историю меча, сюжет, как эта история перекликается, повторяется в разных эпохах. В общем, придумал структуру романа. Но для того, чтобы придумать структуру романа, мне нужен был какой-то толчок, исторический факт, и этот факт я получил в шведской цитадели, поэтому главным местом действия романа я сделал город Балтийск, точнее немецкий город Пиллау.

В работе мне очень помогала Областная научная библиотека. Когда я уже твёрдо решил, что буду делать роман, я попросил прислать мне книги о Калининградской области. Мне прислали множество текстов, я всё прочитал, и больше всего мне понравились тексты историка Сергея Александровича Якимова. Я прочитал и книгу о Балтийске «Серебряный осётр в золотой короне», и книгу «Битва за Восточную Пруссию». Эти книги мало того, что они прекрасны по фактам, они ещё и очень художественно написаны, их читаешь просто как роман. Когда я поехал в Балтийск уже смотреть местность, я попросил Сергея Александровича мне в экскурсоводы. И Сергей Александрович согласился, провёл меня по Балтийску, показал те места, которые я не увидел бы, если бы приехал сам по себе.

О благословении от тевтонцев

— Пока я его [роман] писал, меня всё время сопровождали какие-то странные совпадения. Не сказать, конечно, чтобы чудеса, но такого никогда не бывало. Я буквально почувствовал благословение тевтонских рыцарей, тевтонских магистров. Например, когда роман уже был готов и я собирался объявить об этом, по новостным лентам прошла информация, что где-то в Литве в торфяном болоте нашли мумифицированного рыцаря XV века, причём с мечом. В точности как Пьер де ля Кав в моём романе.

Или, например, я был в Мальборке, чтобы посмотреть устройство ворот в замке. Это нужно было для сюжета. Оказывается, эти ворота находятся в административной части музея-заповедника и простому смертному туда доступа нет. И вот я стоял под этими воротами грустный и печальный, а рядом какой-то мужик в фуфайке и шапке-обдергайке железной щёткой чистил металлические ядра, противовес подъёмного моста. Он стоял на стремянке, обернувшись ко мне спиной. Это был просто работник музея. Мимо шли экскурсанты, не я один там был. И внезапно этот мужик спускается со своей лесенки, подходит ко мне и говорит по-польски, причём я по-польски ведь не понимаю, но в данном случае я всё понял. Говорит: «А хотите, я вам покажу устройство ворот?». Такое ощущение было, что это просто голос с неба. И он проводит меня на территорию, она совершенно не обихожена, заставлена хозяйственными вещами, и показывает, как эти ворота были устроены, как они поднимались, хватает какую-то палку, вставляет в старинный деревянный барабан, показывает, как надо вращать. Объясняет он всё это на польском, я всё отлично понимаю. Так я понял, как мне решить важный сюжетный поворот в своём романе, и это тоже было странное, мистическое совпадение, после которого я понял: тени тевтонов не против, чтобы про них вышел роман.

О том, как писать о войне сегодня

— Две части [романа] действительно отличаются друг от друга, хотя это отличие и не бросается в глаза. Рыцарская часть — это скорее баллада по жанру, а военная часть — это традиционный русский реалистический роман о Великой Отечественной войне, который наследует великой советской литературе о войне. Я понимал, что сам живу в XXI веке, мои читатели живут в XXI веке, и рассказывать об этих событиях мне уже надо с позиции своего времени, а не с позиции исторической традиции. Именно поэтому я и написал так, как написал.

Дело в том, что мы постепенно уходит от травм Великой Отечественной войны. Для нового поколения Великая Отечественная уже не такая, какой она является, например, для меня. Мне 50 лет, у меня оба деда воевали, я с ними разговаривал, они мне немного рассказывали о войне. А для современного двадцатилетнего человека война — это уже нечто абстрактное. Молодой человек представления о ней черпает из приключенческих фильмов типа «Т-34» или из компьютерных игр типа World of Tanks. Вот для него Великая Отечественная уже не такая, как для меня. Для меня это боль и гордость, это национальная трагедия. А для современного молодого человека, который живёт в более обширном мире, нежели советский молодой человек, Великая Отечественная — это не национальная трагедия, а общеевропейская драма. И вот я писал о войне и вообще об истории с позиции общеевропейской драмы.

У меня нет озлобленного отношения к Тевтонскому ордену, которое было характерно для советского времени. В советское время отношение к нему формировалось в первую очередь фильмом Эйзенштейна, а Эйзенштейн не совсем корректно отнёсся к истории. У него были свои резоны, но тем не менее. Тевтонский орден был таким же, как и остальные рыцарские ордена — тамплиеры или госпитальеры. К ним-то ведь мы относимся спокойно, без классовой ненависти, без национальной ненависти. И вот я писал о Тевтонском ордене без традиционной для советской культуры, скажем так, исторической ненависти. Но и о Великой Отечественной войне я писал, учитывая трагедию, которую пережили в том числе и немцы. Не только мы, русские, но и немцы тоже. В этом смысле роман является взглядом на историю из XXI века. Это не надвременной взгляд. Это взгляд, мотивированный своей эпохой.

О путешествиях во времени

— В ментальном перемещении в чужие времена и чужие народы я не вижу никакого чуда. Дело в том, что все мы, люди XXI века, живём в культуре постмодерна, а для культуры постмодерна вполне естественно переигрывать разные социальные роли с полной серьёзностью. Мы живём одновременно в нескольких реалиях, и это нисколько нас не удивляет. Что я имею в виду? Представьте, обычный человек. На работе он, предположим, офисный планктон, он ничего из себя не представляет. Дома он прекрасный отец или прекрасный муж или, наоборот, семейный тиран. Когда он выходит в соцсети, он, например, тираноборец, который низвергает владык, всех ругает, никого не боится. Когда он играет в компьютерные игры, он становится то эльфом, то танкистом. А на отдыхе он оказывается дайвером, исследователем морских пучин. И каждую роль он играет на полную мощь, с полной самоотдачей. Меняя эти роли, он не меняет свою личность, он не становится шизофреником. Это свойство нашего времени — переходить из одной ипостаси в другую. Лично для меня как для писателя свойственно переходить из XXI века в XVIII, из XVIII — в XV. Я не вижу в этом ничего особенного.

О конспирологии

— Вообще, любой роман, где действует дьявол, можно называть романом о природе зла. Я не хочу сказать, что я как-то обобщал, что такое зло, но одну ипостась я вывел. В XXI веке она воплощается в художественной стратегии постмодерна, постмодернизма. Эта стратегия называется конспирологией. Это способ объяснять мир через какой-то заговор. Плохое отношение к России мы объясняем заговором наших иностранных врагов, плохое положение дел в России мы объясняем через заговор наших внутренних врагов, содержание произведения — фильма или книги — мы объясняем через какие-то внетекстовые соображения автора: автор хотел заработать, автор хотел получить премию или ещё что-то. Эти объяснения в тексте не содержатся, и объяснение произведения через такие вещи — это конспирология. Или, например, изменения климата мы объясняем глобальным потеплением. Это тоже конспирологическое объяснение. Есть замечательная книга историка [Ильи] Яблокова, она называется «Русская культура заговора». И вот в этой книге объясняется наша современная картина мира как результат нашего конспирологического мышления. Вроде бы это интересно, забавно — во всём видеть заговор, во всём искать тайные ходы, тайные умыслы. На самом деле эти объяснения мало того, что лишают нас адекватности, но лишают человека его гуманистической природы, свободы воли. В любом случае мы видим человека, действующего по чьей-то указке.

О природе истории

— Никто не знает, что такой история. Никакой историк не даст вам окончательного ответа. Существуют несколько концепций истории. Самая известная — это такая вульгарная, народная концепция, что история — это воля руководителей: царей, королей, генсеков, президентов и так далее. Другая не менее распространенная концепция: история — это воля Бога. Как Бог захотел, так и получилось. Маркс нам предлагал другую концепцию истории: история — это борьба классов. Лев Толстой считал, что история — это ролевое движение народов, а Гумилёв говорил, что история — это всплески пассионарности. Ричард Доккинз утверждал, что история — это борьба информационных комплексов. [Глеб] Носовский и [Анатолий] Фоменко в своём труде «Новая хронология» приводили мысль, что вообще никакой истории не существует, история — это фейк, обман, сделанный злодеями со злодейским умыслом. Никто не знает, что такое история. Я не имел амбиций объяснять в романе, что такое история. Мне, разумеется, приходилось придерживаться одной концепции. Я придерживался концепции, что история — это воля Бога. В данном случае это, конечно, воля Сатаны. В любом случае некой сакральной силы. Сам я не придерживаюсь этой концепции, но мои герои живут внутри неё. К ней надо относиться как к художественному допущению, это не объяснение как таковое.

О Боге и Дьяволе

— Надо помнить, что Господь — создатель, он занимается созиданием, он не повторяет своих творений. Он созидает новое, а повторяет только Дьявол. Потому что Дьявол — не создатель. Когда мы начинаем что-либо повторять, мы работаем на тёмную сторону силы, а не на светлую. Мы закольцовываем историю, движемся по замкнутому кругу, оказываемся во власти зла. Повторение — это стратегия зла, а конспирология как раз предполагает некое повторение, поэтому эта точка зрения дегуманистична. Правильный путь — это путь свободы воли. Это всегда пусть вперёд, пусть через боль, страдания, разочарования, но это всегда пусть в будущее, путь к чему-то новому, а не повторение старого, пусть даже из самых благих побуждений.

О продвижении Калининградской области

— Я не культуртрегер, я писатель. Написал роман и всё, для меня созидательная часть этой истории закончилась. Дальше я в ней участвую как обычный человек, обычный потребитель культурного продукта. Фестиваль «Сердце Пармы» не я создавал.Я на него приезжал как приглашенный гость, но не я был инициатором. Если из моего романа что-то такое интересное случится в Калининградской области, то не я буду инициатором, а жители Калининградской области. Мне, конечно, будет приятно, если роман таким образом аукнется в обществе. Это большая честь для писателя, но сам делать что-то для этого я не буду.

[К идее туристических маршрутов по книге] я отношусь хорошо, но не из-за глубокого уважения к себе самому, а из-за того, что эта земля и история достойны повышенного интереса публики. Если начало этому интересу положит мой роман, что ж, прекрасно. Главное, чтобы этот интерес был, а что будет спусковым крючком — это уже неважно. Гораздо чаще случается так, что интерес вызывает не роман, а экранизация. Я надеюсь, что когда будут экранизированы «Тени тевтонов», появится и повышенный интерес к вашему культурному наследию.

Об исторических фактах и художественных образах

— Исторический роман становится историческим не тогда, когда описываются какие-то исторические реалии, а когда герои романа мотивированы историческим процессом. Возьмём, например, «Три мушкетера». Чем мотивированы мушкетёры? Они мотивированы любовью, дружбой, ненавистью, местью — чем угодно, но не войной католиков с гугенотами. То есть «Три Мушкетёра» — это приключенческий роман, а не исторический. Главный инструмент историка — факт, а главный инструмент писателя — образ. Не то чтобы образ должен всегда соответствовать факту, но он не должен ему противоречить. Это главная тонкость, которую не все писатели и не все читатели понимают.

В историческом романе допустимо отклонение от истории, искажение каких-то фактов, но только до определенной степени, чтобы не нарушалась структурная основа истории. Предположим, писал я роман «Тобол». В этом романе у меня описывается, как в город Тобольск в 1711 году приезжает губернатор. Мне хотелось сделать красивую сцену, как карету губернатора скатывают с речного судна, а потом толпа выпрягает лошадей и тащит эту карету на гору на себе. Я должен был показать раболепие, лихость, удаль народа. В реальности губернатор приехал зимой, то есть никакой кареты у него не было, а были сани. Сани затащить на гору по снегу гораздо проще, чем карету. К тому же это не так художественно выразительно. Я написал, что губернатор приехал летом, хотя в реальности он приехал зимой, но большому счёту роли это не играет. Он всё равно приехал в том самом 1711 году и в романе сделал то, что сделал в реальной истории. Вот такое отклонение от истории вполне допустимо. Оно не нарушает структурную основу и позволяет изобразить события более рельефно, ярко и выпукло.

О русской Европе в Калининграде

— Мне представляется, что Калининградская область будет порталом России в Европу. Она первая станет русской Европой. Не просто русским европейским городом, как, например, Санкт-Петербург, а именно территорией Европы, которая одновременно является и Россией. Будем надеяться на это. То есть это пространство интеграции нас — в них, их — в нас. И история не должна нас разделять. Пусть когда-то наши народы и воевали, сейчас это уже в прошлом. Сейчас время трудиться сообща.

В этом отношении, наверное, можно брать в пример поляков. Тот же самый замок Мариенбург, нынешний Мальборк, в 1945 был разрушен жесточайшим образом. Примерно так же, как был разрушен Кёнигсберг. И поляки отнеслись к своему тевтонскому, немецкому наследию более разумно и гуманно, чем советские власти. Поляки отстроили его заново, потому что это часть истории, пусть немецкой истории, но немецкой истории Польши. Нам тоже надо учиться относиться к истории чужого народа на нынешней нашей земле уже как к своей истории. В книге «Вилы», которая посвящена пугачёвскому восстанию, я описывал слободу Сарепту под городом Царицыным, сейчас это район Волгограда. Это территория, где в XVIII веке жили немцы-колонисты, приглашённые Екатериной II. Я там написал слова, которыми очень горжусь и которые вполне применимы к Калининградской области. Я написал, что в Волгограде, в Царицыне, ощущается, что Германия — это тоже немножко Россия. Вот в Калининграде и Калининградской области ощущается, что Германия — это тоже немножко Россия. У нас очень много общего, и это общее надо культивировать и развивать и делать опору именно на него.

Об отсутствии «особого пути»

— У России нет своего собственного пути. У нас есть наши собственные отклонения от нормального, разумного и здравого пути. Понимаете, глобализация не противоречит тому, что мы считаем у себя важным, нужным, уникальным или актуальным. В глобальном мире ценно именно уникальное. Представьте, глобальная сеть ресторанов McDonalds. Город же не будет гордиться тем, что в нём есть McDonalds. Он будет гордиться какими-то авторскими ресторанчиками, то есть в глобальном мире ценно уникальное. Глобализация не стирает наших различий, которыми мы гордимся. Правильно организованная глобализация только содействует тому, что локальное становится способом заработать ещё больше денег, чем можно было заработать на одной голой глобализации.

Для европейского человека ценность номер один — это свобода. И через эту ценность происходит самовыражение, самореализация и продвижение вверх по социальной лестнице. В России свобода — не ценность номер один. Она — ценность номер два или номер три. А ценность номер один — это всегда ценность по идентичности. Самореализация человека происходит через его ценность по идентичности. Например, если человек принадлежит к рабочему классу, то для него ценность номер один — это труд. И человек будет самореализовываться через свой труд, а не через свою свободу. В этом разница между русскими и европейцами. Вот когда у нас ценностью номер один станет свобода, когда она будет позволять нам занимать более высокие ступени в социальной иерархии, вот тогда мы будем такими же, как европейцы. То, что у нас свобода — не ценность номер один, это не хорошо и не плохо. Это данность. Мы такие. Надо просто это учитывать и строить свою жизнь исходя из этого соображения.

Записала: Алина Белянина. Фото: Виталий Невар / Новый Калининград