История со слезами: что случилось в роддоме № 4 и как появилось областное дело врачей

Элина Сушкевич и Елена Белая

В Калининграде начался судебный процесс по уголовному делу в отношении двух медиков — экс-главврача роддома № 4 Елены Белой и неонатолога регионального перинатального центра Элины Сушкевич. Врачей обвиняют в убийстве новорожденного с целью подтасовки данных статистики. Медицинское сообщество заявило, что выводы следствия основаны на экспертизе, которая не выдерживает никакой критики. Следственный комитет продолжает настаивать, что в материалах дела достаточно доказательств вины врачей. «Новый Калининград» изучил обвинительное заключение и рассказывает, на чем строится версия следствия и какие доводы приводит сторона защиты.

Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда.

Ст. 49 Конституции РФ

В первой половине дня 7 ноября 2018 года в кабинете руководителя Следственного отдела по Центральному району Калининграда зазвонил телефон — неизвестный на том конце провода сообщил, что в роддоме № 4 «врачи убили недоношенного новорожденного». Именно с этого анонимного звонка началась история, которая привела Елену Белую и Элину Сушкевич на скамью подсудимых.

Тем же вечером в роддом выехала следственная группа: были изъяты документы, опрошены персонал и 27-летняя пациентка, ребенок которой скончался накануне. Женщина сообщила следователю, что ночью родила живого мальчика, но когда днем захотела проведать сына, ее не пустили к нему, а через некоторое время кто-то из медработников рассказал о его смерти. Она предположила, что ее ребенка «врачи специально отключили от аппаратов».

Следственный комитет возбудил уголовное дело в отношении и.о. главврача роддома № 4 Елены Белой о превышении должностных полномочий — якобы Белая распорядилась не делать младенцу необходимую инъекцию дорогостоящего препарата «Куросурф» (является смазкой для легочных альвеол новорожденного). Эта версия у следствия появилась из-за показаний нескольких сотрудников роддома о том, что Белая дала указания «принять все возможные меры, чтобы ребенок не выжил», а также несостыковки сведений о количестве ампул препарата в роддоме.

Помимо этого, в медицинских документах следователи обнаружили признаки исправлений: в историю родов и развития новорожденного, а также в учетно-регистрационные журналы поверх замазанных старых записей были внесены сведения о том, что младенец был рожден «без признаков жизни». Последняя информация, по версии следствия, подтверждается показаниями сразу нескольких свидетелей, включая сотрудницу роддома, которая внесла исправления. Также из документов пропала информация о том, что новорожденному оказывалась реанимационная помощь. Вырванный из истории родов лист впоследствии нашелся и и был передан следователю.

Как полагают следователи, акушер-гинеколог Ирина Широкая, которая 6 ноября правила историю родов, сделала это по указанию Белой «под угрозой увольнения и последующей невозможности устройства на работу по специальности», — согласно показаниям как минимум четырех сотрудников, к таким угрозам и.о. главврача прибегала нередко.

Белая отрицает, что давала указания исправлять документы, а о появлении «мертворожденного ребенка» она якобы узнала от самой же Широкой. О том, что ее ввели в заблуждение, Белая, по ее словам, узнала позже во время общения с другими подчиненными.

В коллективе Елену Белую характеризуют как очень амбициозного, властного, но при этом неуравновешенного человека. Большинство сотрудников признается, что у них были с начальницей натянутые отношения. Сама же Белая в разговоре с «Новым Калининградом» утверждала, что кто-то из коллег конкурировал с ней за место главного врача, а другие ее невзлюбили за новаторский подход к организации рабочего процесса.

Елена Белая и ее адвокаты

15 ноября 2018 года Елену Белую задержали в ее рабочем кабинете, а на следующий день суд отправил ее в СИЗО. Однако через неделю, под давлением общественности — за Белую вступились губернатор Антон Алиханов и глава Национальной медицинской палаты Леонид Рошаль — а также по требованию прокуратуры суд изменил меру пресечения на домашний арест. Главным аргументом против такого решения у следствия были показания нескольких свидетелей, которые заявляли о давлении на них со стороны Белой. В материалах дела имеются показания как минимум трех сотрудников роддома, утверждающих, что главврач просила их говорить следователям, что ребенок умер при родах, либо воспользоваться правом, предусмотренным 51-й статьей Конституции РФ, и не свидетельствовать вообще. Сама Белая это категорически отрицает.

Спустя несколько дней после того, как Белой было предъявлено обвинение, дело передали в центральный аппарат Следственного комитета РФ. После этого о расследовании полгода ничего не было слышно.

Показатели эффективности

В июне 2019 года была задержана и отправлена судом под домашний арест неонатолог регионального перинатального центра Элина Сушкевич. В Следственном комитете тут же пояснили, что в отношении Сушкевич возбуждено уголовное дело по п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ (убийство малолетнего), и речь идет именно об истории со смертью младенца в калининградском роддоме № 4. Оказалось, что в ходе расследования дела о превышении полномочий в отношении Белой было возбуждено новое дело — теперь она подозревалась еще и в организации убийства малолетнего (ч. 3 ст. 33, п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ). По версии следствия, Белая уговорила Сушкевич ввести новорожденному смертельную дозу магнезии.

Убить ребенка и выставить все так, будто он скончался во время родов, по мнению следователей, Белая хотела для «снижения показателя ранней неонатальной смертности» и «искусственного создания благоприятной картины успешной работы» роддома и регионального перинатального центра (РПЦ). Однако Елена Белая и ее адвокаты уверяют, что «нет ни одного документа», подтверждающего негативное влияние статистической отчетности роддома на показатели эффективности его работы; неважно, идет ли речь об антенатальной (во время беременности), интранатальной (во время родов) или неонатальной (после родов) смерти ребенка.

В минздраве Калининградской области заявили, что увеличение или уменьшение числа смертей младенцев в роддомах не влияет на финансирование роддомов в регионе. Правда, замминистра здравоохранения области Наталья Берездовец в своих показаниях отметила, что ухудшение этих показателей все-таки влияет на оценку работы как роддомов, так и РПЦ. «Это в целом негативная оценка работы учреждения и руководителя, то есть чем больше смертей, тем, разумеется, хуже, — говорится в материалах дела со ссылкой на слова Берездовец. — Безусловно, наиболее тяжкими являются случаи ранней неонатальной смертности. Тут встает вопрос о том, что в учреждении не смогли выходить ребенка, не смогли оказать ему качественную медицинскую помощь». Замминистра добавила, что по результатам рассмотрения такого случая комиссия может привлечь руководителей и работников родовспомогательных учреждений к дисциплинарной ответственности.

«Родился живой, издавал писк»

Потерпевшей по делу проходит Замирахон Ахмедова, гражданка Узбекистана. Она вместе с мужем переехала в Калининградскую область в мае 2018 года. Семья, по словам самой женщины, очень хотела иметь детей, но ее предыдущая беременность закончилась выкидышем. В конце июня Ахмедова узнала, что вновь беременна. На учет в консультацию женщина не встала — по ее словам, она планировала осенью уехать в Узбекистан, чтобы рожать там. Однако Ахмедова трижды была на приеме у врача из роддома № 1 — знакомой ее сестры — и в этом же медучреждении несколько раз делала на платной основе УЗИ. По назначению врача она принимала гормональный препарат и витамины для беременных.

Во время очередного приема у врача, 30 октября, Ахмедова, срок беременности которой составлял 23 недели, пожаловалась на боли внизу живота и в пояснице. Медик предложила женщине лечь в больницу, но та отказалась. Тогда врач установила пациентке гинекологический пессарий (изделие для поддержания органов малого таза), который должен был способствовать предупреждению преждевременных родов. Однако боли не прекратились, а вечером 5 ноября усилились настолько, что Ахмедова вызвала скорую. Беременную направили на госпитализацию в роддом № 4, куда помещают обсервационных пациентов. В медучреждении выяснилось, у Ахмедовой начались роды, а околоплодные воды начали подтекать еще за два дня до этого. 

6 ноября в 4:30 у Ахмедовой родился мальчик весом всего 714,5 граммов и ростом 32 сантиметра. Как свидетельствует принимавшая роды врач Татьяна Болашенко, женщина родила очень быстро, буквально за две минуты. «Ребенок, мальчик, родился живой, издавал писк, было сердцебиение», — говорится в показаниях гинеколога, имеющихся в обвинительном заключении.

Акушерка перерезала пуповину, завернула ребенка в теплые пеленки и перенесла в палату интенсивной терапии (ПИТ), где им занялась врач-неонатолог Екатерина Кисель. Из показаний Кисель следует, что у ребенка было сердцебиение, но не определялось дыхание, поэтому она распорядилась, чтобы медсестра через интубационную трубку ввела ему препарат «Куросурф». После этого младенцу в пупочную вену установили катетер, через который ввели еще три дозы различных препаратов, включая антибиотик. Подключили к аппарату ИВЛ. 

Около 8-ми утра Кисель со своего мобильного позвонила в РПЦ и вызвала реанимационную бригаду. Минут через 20 приехала бригада — медсестра и неонатолог Элина Сушкевич. Последняя, как свидетельствует медперсонал роддома, сразу включилась в работу: давала указания медсестрам взять кровь на анализ, проверить давление у ребенка, измерить кислотно-щелочные показатели, делала назначения. Все это время в палату заходили другие врачи и медсестры. Кисель слышала, как Сушкевич доложила по телефону начальству о стабильно тяжелом состоянии ребенка и добавила: «Будем забирать».

Сушкевич в показаниях отмечала, что у ребенка наблюдались низкое давление, тяжелый шок и холодовая травма, что говорило о невозможности его транспортировки. Результаты анализа крови подтвердили критически низкий гемоглобин и анемию у младенца. «Состояние ребенка на протяжении всего периода оставалось крайней степени тяжести, оно было нестабильное. И те незначительные улучшения, которые могли быть, никак не повлияли на исход», — говорила медик.

«Просто смотреть, как умирает ребенок?»

В 9 утра в кабинете главврача прошло традиционное совещание-пятиминутка, на котором медики доложили Белой о положении дел в роддоме и событиях минувшей смены. По заявлению нескольких присутствовавших там врачей, Белая, выслушав доклад о ситуации с родами Ахмедовой и состоянии новорожденного, «выразила недовольство появлением в роддоме такого ребенка».

Согласно показаниям основного свидетеля обвинения, заведующей отделением новорожденных Татьяны Косаревой, после совещания Елена Белая отдельно вызвала к себе в кабинет ее, Кисель, Широкую и заведующую родильным отделением Татьяну Соколову. Главврач якобы отчитала медиков за то, что они оказывали реанимационную помощь младенцу, который все равно обречен. Помимо этого, уверяет свидетель, Белая заявила медикам о необходимости сообщить Ахмедовой о том, что ее ребенок родился мертвым — в РПЦ, мол, подтвердят, что бригада не выезжала, а в случае с воспоминаниями матери можно сослаться на наркоз, из-за которого та все напутала. Также главврач — это, согласно данным следствия, подтверждают сразу несколько свидетелей — потребовала переделать журналы и записать младенца, как мертворожденного.

Соколова сумела записать на свой мобильный телефон 4-минутное видео отрывка монолога Белой во время этого «внепланового совещания». Запись изъята и приобщена к материалам дела. По словам свидетеля, Белая говорила, что таких недоношенных детей не надо спасать, поскольку они все равно умирают на 3-й день и отчитывала медиков за то, что те не вызвали реанимационную бригаду сразу при поступлении роженицы. 

Элина Сушкевич

Из свидетельств Косаревой следует, что спустя некоторое время после того, как медики покинули кабинет главврача, в палату интенсивной терапии зашла Белая и заявила Сушкевич, что ту отзывает руководство — в подтверждение своих слов передала ей свой мобильный, и неонатолог стала слушать того, кто говорит по телефону. В материалах дела имеется распечатка звонков Белой в то утро: в истории входящих и исходящих вызовов есть номер телефона главы регионального перинатального центра Ольги Грицкевич. Сама Грицкевич не отрицает, что тем утром созванивалась с Белой, но о чем шла речь во время разговоров, не помнит.

Главврач позвала Косареву и Сушкевич в ординаторскую, а всех находившихся там сотрудников, кроме Соколовой, она попросила выйти. Там она, согласно показаниям Косаревой и Соколовой, стала «кричать», что ребенок все равно не выживет и не надо его отправлять в РПЦ. Потом она якобы спросила у Сушкевич, что они «делают с такими детьми». Сушкевич сказала, что не понимает, о чем идет речь, но Белая стала настаивать, что детям «что-то вводят». Сушкевич, как уверяют оба свидетеля, ответила, что «вводят магнезию», но такие манипуляции совершают еще в родильном зале, а не когда ребенку уже оказывают помощь. После Белая, как утверждает завотделением новорожденных, сказала неонатологу: «Значит, идете и делаете! Вы меня услышали?». При этом защита Белой уверяет, что Сушкевич не находилась в прямой служебной зависимости от руководителя роддома, поэтому каким-то образом давить на нее или отдавать ей приказы та не могла.

В начале 11-го часа утра Сушкевич вернулась в палату интенсивной терапии, еще раз проверила все показатели младенца. После, по словам Косаревой, в палату вошла Белая и встала у двери. Одна из медсестер в показаниях отмечала, что Белая «жестами показала» двум медикам, собравшимся войти в палату, чтобы те уходили. Она видела, что в ПИТ находилась Сушкевич, но была ли там в этот момент Косарева, не знает. 

Сушкевич достала из шкафа препарат «Магния сульфат» и набрала из ампулы 10 мл в шприц, а после подошла к кювезу, отсоединила от пупочного катетера тройник с подведенными капельницами и ввела в него из шприца без иглы препарат, уверяет Косарева. Она заявляет, что стояла посреди палаты и видела не только, как Сушкевич вводит препарат, но и как одновременно с этим монитор начинает показывать сокращающую частоту сердцебиения у младенца. После введения препарата, по версии следствия, давление ребенка резко упало, сердцебиение остановилось, и он умер.

«Как вы считаете, может ли человек, которому никто и ничто не угрожает, быть свидетелем убийства? Стоять? Смотреть? Молчать? Не звать на помощь? Не бить по рукам? Не кричать: „Что вы творите, вы же убьете его?“. Может не оказывать помощь? Просто смотреть, как умирает ребенок? Если „может“ — так не соучастник ли он? Тогда почему не сидит рядом со мной?», — отвечала на такие обвинения Сушкевич. Она уверяет, что магнезию ребенку не вводила. 

Неонатолог рассказывает другую версию происходившего: через 6,5 часов от рождения у ребенка  остановилось сердце, поэтому она и Косарева в течение получаса пытались его реанимировать, но массаж сердца не помог. Сушкевич лично заполнила все документы: «В документации были отражены и мой осмотр, и все мои назначения и констатация смерти», — добавила Сушкевич. Она отмечает, что большая часть «ее документов» отсутствует в материалах дела.  

Белая же уверяет, что вообще не присутствовала при смерти младенца и полагает, что Косарева, оговаривая ее, пытается скрыть недочеты в собственной работе: «Решение о транспортировке в РПЦ принимает консилиум, который должна была организовать, в частности, заведующая Косарева — зафиксировать в документации это и, соответственно, транспортировать. Ничего этого с ее стороны сделано не было, поэтому она пытается снять с себя ответственность и переложить на реаниматолога перинатального центра и на руководителя роддома».

Адвокат медика Тимур Маршани обращает внимание на то, что первоначальные показания Косаревой в начале 2018 года были другими: «Там она действительно говорит, что лечение было и никоим образом не указывает, что кто-то вводил препарат магнезии. Через полгода она почему-то вдруг вспоминает, что якобы Сушкевич ввела магнезию ребенку, хотя до этого она об этом даже не упоминала».

В 10:41 машина РПЦ повезла медсестру и Сушкевич обратно в центр — эти данные подтверждаются путевым листом и отчетами «Глонасс». В своих показаниях главврач РПЦ заявляет, что знала о выезде реанимационной бригады в роддом № 4, но не поясняет, по каким причинам данные о нем в электронном журнале отсутствуют. Сушкевич говорила, что забыла внести запись в суматохе.

Нехороший прогноз

Сразу после родов Ахмедовой ввели наркоз. Проснулась женщина только около 6 часов утра и, по ее словам, сразу же поинтересовалась у медперсонала состоянием своего сына — ей ответили, что ребенок жив, но очень слаб. Как вспоминает Ахмедова, примерно в 9:30 в ее палату зашла и.о. главврача роддома Елена Белая и сообщила, что может сходить вместе с ней в реанимационное отделение, чтобы показать ребенка. Стоя у кювеза с новорожденным, Белая стала рассказывать, что мальчик вряд ли выживет, а если это и произойдет, то останется инвалидом. Ахмедова заплакала и стала уверять медика, что она никогда не откажется от сына. Врач отправила пациентку обратно в палату.

«История с ее слезами, с падением на колени — это было. У нее был большой стресс, на который она реагировала очень эмоционально. Ей был предложен психолог — оказывалась психологическая поддержка. Пациент имеет право знать о состоянии здоровья его самого, и, тем более, его ребенка. Поэтому ей говорили, что у нее „тяжелый“ ребенок с экстремально низкой массой тела, и что прогноз нехороший, но доктора делают все возможное, а какой уже там исход будет — неизвестно», — пояснила Белая.

После полудня Соколова, которая уже знала о смерти новорожденного, услышала в коридоре крик и увидела, как другие медики поднимают с пола плачущую женщину — она догадалась, что это мать ребенка. Оказалось, что днем Ахмедова пошла проведать сына, но медсестра заявила, что его в палате нет. Пока Ахмедова сидела у палаты, то услышала, как сотрудница роддома говорит медсестре, что мальчик скончался. Женщина уверяет, что несмотря на ее слезы и мольбы рассказать, что произошло с ребенком, внятной информации она ни от кого из сотрудников роддома не получила.

По словам супруга Ахмедовой, когда на следующий день после смерти сына он приехал в роддом, то Белая пригласила их обоих к себе в кабинет. Главврач сообщила, что мальчик умер, так как родился с маленьким весом и очень слабым. Она, как свидетельствует мужчина, стала уверять, что направит Ахмедову на бесплатное лечение к хорошему врачу, и та потом еще сможет родить здорового ребенка.

«Глубоко недоношенный»

После обеда 6 ноября, как указано в показаниях двух свидетелей, Белая пришла в ординаторскую, «швырнула» на стол историю родов Ахмедовой и сказала, что она должна быть переписана. Соколова, по ее словам, ответила, что этого делать не будет, но потом она видела, как Широкая все-таки вносит исправления в документы. Позже следователи изъяли в медучреждении историю родов Ахмедовой — там записано «интранатальная гибель плода», а на другом листе написано «родился глубоко недоношенный мальчик без признаков живорождения».

Ближе к обеду в тот же день коробку с телом ребенка акушерка передала водителю, который отвез его в Детскую областную больницу на вскрытие. Но уже через день труп младенца был изъят и отправлен на судебно-медицинскую экспертизу в Бюро СМЭ Калининградской области. 6-го декабря 2018 года эксперт заключил, что ребенок родился живым, а его смерть наступила «в результате болезни гиалиновых мембран новорожденного». «Младенец является нежизнеспособным, о чем свидетельствуют: глубокая недоношенность и незрелость органов и тканей», — отмечается в документе.

Однако в июне 2019 года специалисты, проводившие повторную экспертизу, заявили, что пометка калининградского эксперта о «нежизнеспособности» младенца не соответствуют «современным представлениям» и сделана в соответствии с устаревшими критериями выживаемости новорожденных. Комиссия врачей с привлечением главного внештатного неонатолога Минздрава РФ Дмитрия Иванова провела комплексную судебно-медицинскую экспертизу, на результатах которой во многом и строится нынешнее обвинение Белой и Сушкевич.

В органах новорожденного эксперты обнаружили большое количество магния. Причем не только в «естественном депо» организма — печени, — но еще в желудке и почках. Именно этот факт свидетельствует, по мнению членов комиссии, о «патологическом (токсическом) накоплении» магния во внутренних органах«, тем более, что его концентрация являлась «абсолютно смертельной».

Так, в почке ребенка при экспертизе в сыворотке крови новорожденного обнаружена концентрация ионов магния «как минимум в 20 раз превышающая допустимое содержание». Эксперты полагают, что таких показателей нельзя достигнуть, если женщина во время беременности принимает препараты с магнием, а во время родов магнезия не применялась. «Следовательно, магний в организм Ахмедова поступил после его рождения путем внутривенного введения», — отмечают члены комиссии. 


Сушкевич во время брифинга заявляла, что не исключался сепсис, который мог послужить причиной смерти ребенка. Однако комиссия ранее пришла к выводу, что у младенца «не имелось признаков внутриутробного инфицирования» (в том числе раннего неонатального сепсиса). Помощь новорожденному была «эффективной», на что указывает его стабильное состояние и «вероятность благоприятного исхода являлась достаточно высокой», подчеркнули эксперты.

По данным всероссийского общества неонатологов, вероятность выживания таких пациентов без тяжелых осложнений во всем мире не превышает 5-10%. В 2011 году Россия приняла нормативы Всемирной организации здравоохранения, согласно которым младенцев необходимо выхаживать с 22 недель и при весе от 500 граммов. Не в каждом российском роддоме и больнице есть возможность справиться с такой задачей. «Крайне недоношенного ребенка весом в 700 граммов сложно считать вообще абсолютно жизнеспособным, так как смертность у таких детей высокая во всем мире, а у выживших нередко возникают тяжелые, в том числе и неврологические расстройства», — подчеркивал в своем открытом письме Леонид Рошаль.

«Установленной причиной смерти является острое парентеральное отравление сульфатом магния», — говорится в заключении экспертной комиссии.

Экспертом-химиком ошибочно был сделан вывод о превышении доз, так как он сравнивал показатели новорожденного с показателями взрослого человека, убеждена Сушкевич. По ее словам, в использованной комиссией литературе нет данных о токсической или летальной дозе магния ни для детей, ни для взрослых. Неонатолог отметила, что содержание магния в тканях погибшего ребенка (около 400 мкг/г) было в 1,5 раза ниже тех значений, которые фиксировали в организмах других младенцев, согласно мировой научной литературе.

«Кроме того, вскрытие было проведено только на четвертый день после смерти, а спектрографическое исследование проведено вообще через пять месяцев после смерти ребенка. Специалисты говорят, что истинные данные мы можем получить, только если это исследование будет проведено в течение часа-двух после смерти, но не через пять месяцев», — отметил Рошаль. Правда глава Национальной медицинской палаты посчитал, что подделка медицинских документов по настоянию Белой доказана, поэтому ее следует лишить врачебного диплома.

Детский специалист анестезиолог-реаниматолог Минздрава России Сергей Степаненко назвал обвинения медиков в убийстве абсурдными. «Можно говорить о врачебных ошибках; а то, что обвиняют в убийстве, преступном сговоре — это полный бред», — заявил Степаненко.

Не только российское медицинское сообщество и общественники выступили в поддержку калининградских врачей — на их защиту встали и зарубежные медики. Так профессор кафедры педиатрии Уильяма Спека в Колумбийском университете и Колледже врачей и хирургов в Нью-Йорке Ричард А. Полин, считает, что у ребенка изначально не было никаких шансов выжить. «Этот младенец умер бы в любом учреждении в любой стране мира», — подчеркнул Полин.

Адвокаты медиков уверяют, что все прошения о проведении еще одной независимой экспертизы были отклонены следствием. Дело будет рассматривать коллегия присяжных, хотя защита Белой считает, что профессиональный судья более беспристрастно и взвешенно справился бы с этой задачей. Скорее всего процесс будет закрытым — прокуратура уже внесла ходатайство. «Это будет выгодно следствию, это будет выгодно гособвинителю и представителям потерпевших, но это лишит объективной возможности подсудимых каким-то образом исследовать и получать дополнительную информацию тех доказательств, которые исследуются судом, и, возможно, даже будет являться ограничением их прав», — отмечает адвокат Тимур Маршани.

Текст: Екатерина Медведева. Фото: Виталий Невар / Новый Калининград

Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав Ctrl+Enter

[x]


Есть мнение: отрицание, гнев, торг, депрессия, увольнение Любивого

Обозреватель «Нового Калининграда» Денис Шелеметьев — о недосказанностях в деле экс-главврача БСМП.